Все в прошлом? Все в прошлом. Так он говорит, и если бы я не знал, что именно он похоронил в прошлом, то ревновал бы к нему это прошлое. Сетуя на эту спокойную теплую жизнь, он любит забиться в самый светлый и уютный угол комнаты – таких углов в нашем доме не много, поэтому он критикует наше жилище, приводя самые ужасные доводы. с которыми связаны его самые неуютные ощущения: – слишком высоко, слишком шумно, слишком, слишком… Но попробуйте предложите ему оставить столь ненавистное место – он мгновенно прячется в своем уютном теплом углу и начинает щериться словно кошка, которой досаждают чужие, а ему вот прямо сейчас приспичило вылизать свою шерсть, и вообще “пусть не спрашивают не их дело”. Я смотрю, как он делает вид, что не видит, как я смотрю, но только мне стоит заняться своими размышлениями, меня сразу же обвинит в равнодушие и в самом преступном. Я тайный мошенник, изменник, проходимец, которого свет еще не видел, как будто у него есть что красть! чем воспользоваться! Ну и самомнение. Снова смотрю на него, за его попытками презирать свое и мое бренное существование. Было бы забавно, только вот прошлое не дает расхохотаться, и мои губы складываются в привычную горькую улыбку. Ну вот, моя боль замечена, и он начинает темнеть. Никогда не видели, как темнеют небеса? Я видел, как темнеют его глаза – очень страшно. Сейчас начнется методичное вынимание души из тела, из моего тела. Ты не разгневан - раздражен, а это хуже некуда. Ты пытаешься в который раз обвинить меня в чрезмерной опеке со злым умыслом. Будто за заботой я прячу свое остывшее сердце. Я пытаюсь напомнить ему, что всегда чувствовал единственное желание - схватить его на руки и повернуться спиной к ледяному ветру. Схватить воспаление легких - но согреть его. Невыносимая стихия бедствий его прошлого явилась для меня не только последующим кошмаром всей моей настоящей и будущей жизни, но и самым сильнейшим порывом, которое называется страстью. Что если бы не это беспредельное удушающее равнодушие обстоятельств людской жестокости, моя душа не истекла бы горем и слезами, никогда бы не сломалась, не искалечилась, и не переродилась в любовь. Ты всегда успокаиваешься, когда я, целуя твои руки, повторяю: “Я люблю тебя всем сердцем и загибаюсь от боли.”